Перечитал. Очень необычный сюжет. У С.Трахименка сюжеты - это вообще одна из сильнейших сторон всех его книг. Большой контраст с современной литературой, которая у нас себя позиционирует как европейская. Как бы все понятно: откуда могут взяться сюжеты у этих литераторов, которые до 50 лет называют себя "молодыми"? Все сюжеты там просты, как проста их жизнь: "пати", нажрался, пьяные приключения и дурные мысли, конфликт с окружающим обществом, ибо все вокруг "быдло" и его бесценную личность и талант не ценят и денег мало. Конфликт индивидуума с обществом - это вообще по сути несколько стандартизированных групп сюжетов: тонкий интеллигент VS "быдло" ("совок"), "я съездил в Европу" VS "эта страна", "я не такой как все" VS "эта страна", "у нас богатых не любят", "чизкейк не тот в кафе подали". Такой же коммерческий стандарт, как и их формы социализации: "андеграунд", "хипстеры", "националисты", "гламурная туссовка"... - социо-культурные продукты глобального гипермаркета, где культуры и искусство стали, прежде всего, товаром. В этом смысле писатель, который реально ищет в истории правды, всегда будет обладать многократно большим количеством сюжетов и персонажей, чем эти продукты фешн-индустрии и пи-ара.
Сергей Трахименок на их фоне - это, как они говорят, натурал среди, прощу прощения, "геев". Приятно почитать. Чистая вода над ключем рядом с болотом, где, вокруг муть.
Реально очень необычный и интересный сюжет.
***
С.Трахименок:
"По следам Таманцева" - 2Сергей ТРАХИМЁНОКПО СЛЕДАМ ТАМАНЦЕВАПовесть
Глава 1
— Ваши документы, — сказал мне сержант-крепыш, наметанным глазом выделив меня из толпы.
Да, не дружески встречает меня Москва. Хотя я понимаю: сам виноват. Психолог хренов. Сознавая, что мне предстоит долгая дорога, а в ней и иголка тяжела, я взял с собой маленькую сумку, куда сунул смену белья, бритвенные принадлежности и диктофон. Оделся я также по-походному: на ногах кроссовки и джинсы, на голове панама защитного цвета, а пространство между джинсами и панамой сокрыто футболкой-полурукавкой камуфляжной раскраски и серым жилетом — вещью, весьма любимой операторами кино и спецназовцами за огромное количество карманов и карманчиков. И хотя во мне трудно признать «лицо кавказской национальности», — у меня уже дважды проверяли документы.
Первый раз — на Белорусском вокзале. Второй — на вокзале аэро, куда я приехал, чтобы купить билет на самолет до Новосибирска.
Но если на Белорусском милицейский патруль сначала представился, а уж потом попросил предъявить паспорт, то околовоздушная милиция была более бесцеремонна.
Сержант повертел паспорт в руках, потом повернулся и пошел прочь, однако, как будто вспомнив о чем-то, вернулся, сунул паспорт мне в руки и, не говоря ни слова, направился далее, рассматривая посетителей с видом высшего судии.
Билет до Новосибирска я взял свободно. А затем поехал к своему другу и коллеге, который в отличие от меня еще служил. Сделал я это не только потому, что понимал — если буду болтаться по Москве в таком одеянии, меня проверят еще несколько раз. И, хотя процедура не представляла для меня опасности, мне почему-то не хотелось подвергаться ей еще раз.
Добравшись до Ясенева, я попал в район, где на меня смотрели не так подозрительно, и это вселяло надежду на более спокойное пребывание в столице.
Весь день я пробыл у своего друга и коллеги. Мы болтали, вспоминали однокашников, своих преподавателей.
— А помнишь, — сказал я ему, — как ты пытался объять необъятное…
— Помню, помню, — сказал он.
Мой друг был технарем по своему первому образованию и в учебном заведении КГБ, где мы с ним учились на одном курсе, пытался связать то, что могло быть связано только в технике. А поскольку парень он был ответственный, его попытки соединить несоединимое и найти в бывшей идеологии некую железную логику, едва не закончились плачевно. И я законно горжусь собой, что сумел разъяснить ему это. Следовательно, я мог рассчитывать на некую благодарность со стороны контрразведки России, что не дал, говоря курсантским сленгом, «поехать крыше» у одного из ее неофитов, и она не потеряла в его лице ценного сотрудника — аналитика.
Потом я пожаловался на сверхбдительность московской милиции. На что мой бывший коллега сказал:
— Не хрен выряжаться так, война идет…
Что я мог ему возразить?
— Ладно, — сказал я ему, — война так война. Ты меня проводи вечером до самолета. Я не хочу, чтобы меня неожиданно поместили в какой-нибудь ИВС на тридцать суток по подозрению в террористической деятельности.
— И правильно сделают, — проворчал мой друг голосом первого президента России, — приехал из другого государства и создаешь, понимаш, проблемы правоохранительным органам столицы.
Но, посмотрев на выражение моего лица, немного смягчился:
— Провожу, — сказал он, — непременно провожу. Да, что это мы все о прошлом, да о прошлом — расскажи, как там у вас в Белоруссии?
Я, было, открыл рот, чтобы поведать ему о житье-бытье в Беларуси. Но появилась его младшая дочь Света, которой было всего шесть лет и которая, как все поздние дети, была чрезвычайно самостоятельна и не по годам развита.
— О, — сказала она, — дядя Селеза приехал… Щас я рассказу тебе смесной анекдот.
Здесь надо сделать отступление. Несмотря на свой юный возраст она действительно рассказывала смешные анекдоты. Но смешны они были потому, что она, сама того не сознавая, делала акцент на том, чего взрослые не замечают в силу своего житейского опыта. Именно это и придавало анекдотам в ее устах необычность и остроту.
— Дай нам поговорить, — перебил ее отец.
— Вот рассказу анекдот, тогда говорите…
Видя, что от дитя не отделаться просто так, отец сказал:
— Рассказывай, только быстро.
— Не торопи меня, — ответила дочь.
— Хорошо, хорошо, только ты говори быстрее…
— Спрасивает муз у зены, — начала она. — «Ты поцистила мой пидзак?» — «Поцистила». — «А брюки поцистила?» — «Поцистила». — «А сапоги поцистила?» — «А сто, у тебя в сапогах узе есть карманы?»
Мы сдержанно усмехаемся. А Светка, полагая, что до нас не дошла суть анекдота, объясняет:
— В сапогах не бывает карманов.
Тут мы начинаем хохотать, понимая, что для нее еще непонятны особенности отношений между супругами, и она видит изюминку анекдота в том, что ей более понятно.
Видя, что цель рассказывания анекдота достигнута, дите покидает нас, а мы возвращаемся к прерванной беседе. Но друг не напоминает мне про Беларусь. Значит, вопрос был задан из вежливости и его не очень интересует, как там у нас в Беларуси.
(Продолжение в комментах)